malus maledictus (яблоки самхэйна)
– первое яблоко: Мария Фроловская –
мне снится джек. кривым зигзагом рта
он скалится у призрака подмышкой.
и смех его, и шепоток неслышный
течёт во мне. змеится темнота.
как я устала утром выметать
то золото, что сыплется на крыши.
и с каждым днём всё явственней и ближе
былого голос, бездны немота.
пусть в лён осколок зеркала зашит,
но тень твоя подглядывать спешит,
кивая мне каштановой головкой.
всю ночь она маячит у окна,
и я обнять пытаюсь, но она
хохочет рядом, ускользая ловко.
— второе яблоко: Энте —
хохочет рядом, ускользая ловко,
чужая тень, похожая на бред, —
её поймает разве что поэт,
владеющий недюжинной сноровкой,
на кончике пера, у самой кромки.
готов? беги! бери туманный след,
не зная, чем грозит обманный свет,
и вслушивайся в шелест ив негромкий,
лови за хвост кошмары, если смел!
оскал луны белеет будто мел;
ремень скользит, его не держат шлёвки —
потуже страху руки им стяни,
но не забудь, что и тебя пленит
мой самхэйн – ужас, ведьмина издёвка.
– третье яблоко: Мглистый заповедник –
мой са́мхэйн – ужас, ведьмина издёвка,
глодающий сердца мутант-полип,
шкатулка, тайна, рекурсивный клип,
дуэт пилы с монстровьей зуботёркой.
мой са́мхэйн — руки, что торчат из дёрна,
душа, ушедшая в незримый лимб,
полощущие грабли стылых лип,
чьи кроны ветер, как палач, издёргал;
холодный пламень, запах мертвечины,
улыбка глазго — ножик перочинный, —
с отсутствием зубов и плоти рта.
и не понять, не сдюжить, что тут было —
веселье, сон, натруженный обмылок.
разрушенная нечистью черта.
– четвёртое яблоко: Эск –
разрушенная нечистью черта
из чёрной соли – больше не преграда.
щетинит колья стульев баррикада.
мне кажется, что дверь не заперта.
снаружи мучит флейту пустота –
то плачет, то хохочет до упада;
в плаще из колдовского листопада,
тяжёлым лунным светом залита́.
я бьюсь в нетерпеливой лихорадке
и прочь бегу из дома без оглядки,
и в звуках растворяюсь без следа.
отец кричит бессильно, бестолково...
кивая новой жертве крысолова,
подходит смерть, торжественно-горда.
– пятое яблоко: Крис –
подходит смерть, торжественно-горда,
и если ей в глаза взглянуть посмеешь,
увидишь, как в зрачках — огонь алеет,
и сон, и ночь, и тёмная вода;
сундук сокровищ отдан не плодам,
вещам, что не постигнешь, не имея,
что смертным не узнать. но, что важнее,
лицом к лицу — лица не увидать.
дурная честь — бросаться сгоряча,
и потому, когда настанет час,
будь честным и открытым, без рисовки,
когда придёт, ступая, будто тень, —
и ветер задохнётся в темноте,
качнув фонарь на висельной верёвке.
– шестое яблоко: Резная Свирель –
качнув фонарь на висельной верёвке,
лиловым дразнит языком туман.
отравленное яблоко в карман
кладёт вчера распятая воровка.
убийца прячет свежий труп неловко
и думает, что в гости ждёт кума,
не зная, что кума сошла с ума,
пошла и развела костёр в кладовке.
кричит: «не будет никогда темно».
и дьявол нынче с нами заодно.
он – режиссёр зловещей постановки.
кровь подогреет пряное вино.
танцует пламя, освещая ночь.
танцуют ведьмы – гибкие плутовки.
– седьмое яблоко: Чаруса –
танцуют ведьмы — гибкие плутовки,
как лозы у замёрзшего огня.
они зачаровали и меня,
я словно лис пред ягодой бесовской.
мелькают силуэты у костров — и
бегу туда, забыв о свете дня,
о жизни и мадонне — так манят
хохочущие тонкие чертовки.
стекает сок по нежной бледной коже,
язычеством сердца и души гложет
безумная, шальная красота.
но шаг — и всё развеялось как морок,
не бросив ни плодов, ни даже корок.
и не видать ни бога, ни черта.
– восьмое яблоко: Александр де Санд –
и не видать ни бога, ни черта,
лишь за плечом хохочет абрис чащи.
очнись, гроша не стóящий, стоя́щий
на перекрестье. ночь не испита.
полынным дымом полнится гортань,
твой рот зашит. виват неговорящим!
лаская против шерсти, легче, слаще
целует страх за ухом у хребта.
октябрь пахнет кровью и корицей.
осядет ночь на сомкнутых ресницах,
ты сам себе теперь ориентир.
читая путь по пятнам на эфесе,
у самой кромки сумрачной завесы
я чувствую зазор размером с мир.
– девятое яблоко: небесный маяк шамана –
я чувствую зазор размером с мир.
в нас смотрят боги, древние, как время,
чужие духи, колдовское племя,
сквозь небеса – расплавленный сапфир.
сминая ночь, разлом кривится вширь,
на мир ложится хаоса эмблемой.
грядущий страх – его гнилое семя
от тёмных нор до сточенных вершин.
склонись же в страхе пред самхэйном чёрным!
пока в остывшей ночи полусонной
зловещей песней гаснет птичий крик.
клубы тумана извергают сонмы
гротескных чудищ, отражений формы,
лишь зазевался – схватят в тот же миг.
– десятое яблоко: Роб –
лишь зазевался – схватят в тот же миг,
обнимут крепко – листьями росянки.
ведь если ты купился на приманку,
назад не повернуть. стена. тупик,
где страх сожрёт, как рощи – трутовик,
и вывернет, играя, наизнанку.
так хищник превращается в подранка
и гаснет, захлебнувшись тьмой, ночник.
секунды растянулись на века.
пропал. погиб. почти наверняка.
оголодав, ярится мрак в распадке.
кошмары хуже монстров во плоти.
готов, смельчак, душою заплатить?
беги, беги отсюда без оглядки.
– одиннадцатое яблоко: Чазения –
беги, беги отсюда без оглядки.
крошится лабиринтов снов стекло.
припомнив колдовское ремесло,
играй со смертью до рассвета в прятки.
колотит сумасшедший мир в припадке.
хохочут ночью сотни глоток зло.
не отдавай для трупов им мелок,
пока всё не замрёт в немом порядке.
глаза горят у масок карнавальных,
поддайся пляске вихрей инфернальных
под отблеск тыквы цвета янтаря.
вгрызайся в поплавки плодов запретных,
в забаве древней – шанс найти ответы.
о, сколько яблок выловлено зря.
– двенадцатое яблоко: Сказки множества Миров –
о, сколько яблок выловлено зря
из алых глаз кровавого заката,
настигнет неразменная расплата
блюстителей чужого алтаря.
пылает растревоженно заря
огнём обезображенных распятий,
возможно, я и в самом деле спятил,
но мёртвые со мной не говорят:
что им в нелепом безобразном фрике?
а жертвы, заходящиеся в крике,
ссыпаются в багровые моря
и плавятся в мучительном крещендо!
я ныне их зачерпываю щедро
из колдовского супа октября.
– тринадцатое яблоко: Чароит –
из колдовского супа октября
три капли на язык, три капли – в почву.
ещё три капли станут многоточьем
на истончённой ткани бытия.
вскипев, сбежало зелье из огня
и опустел котёл керидвен к ночи.
как заяц по лесам от стаи гончих,
так от своей судьбы бежал и я:
оглохший, захлебнувшийся виной,
с живым огнём из мира-под-волной
и с истиной в груди – по рукоятку.
слагать слова в баллады – тяжкий груз...
я зёрна волшебства узнал на вкус,
и ни одно не показалось сладким.
— четырнадцатое яблоко: Энте —
и ни одно не показалось сладким
из бешено алкаемых чудес.
к чему искать — при свете дня и без —
сокровища, знамения, отгадки?
сразившись с адом, я не выжил в схватке:
из пекла прочь, не заслужив небес —
обманут, как обманутый мной бес,
и жизнь теперь не подлежит отладке.
ни царских риз, ни храмовых реликвий.
листва, огонь костра, фонарь из тыквы,
а дальше — холод, боль и пустота,
и смерть была бы самым нужным чудом...
но вечность ухмыляется, покуда
мне снится джек, кривым зигзагом рта.
— корзина: Анастасия Спивак —
мне снится джек. кривым зигзагом рта
хохочет рядом, ускользая ловко.
мой са́мхэйн – ужас, ведьмина издёвка,
разрушенная нечистью черта.
подходит смерть, торжественно-горда,
качнув фонарь на висельной верёвке.
танцуют ведьмы – гибкие плутовки,
и не видать ни бога, ни черта.
я чувствую зазор размером с мир,
лишь зазевался – схватят в тот же миг.
беги, беги отсюда без оглядки.
о, сколько яблок выловлено зря
из колдовского супа октября,
и ни одно не показалось сладким.
