У меня ничего не болит, мама.
Вообще ничего не болит.
Я забил на ковид, на грипп, на энцефалит.
И на прочие штаммы. Мама, я от всего привит.
От плохих стихов. От телевестей. От страстей.
Я переболел и выжил. И теперь не слышу, не вижу...
Я здоров, мама. Здоров до мозга костей.
И мне плевать, мама, на хреновые времена.
На то, что подыхающим волком воет страна.
На войну, тюрьму и суму.
На житейскую кутерьму.
Всё по плану, мама. По плану и по уму.
Я одновременно, мама, путло, либераха, черт.
Местный психиатр, мама, взял меня на учёт.
Я снялся в рекламе, мама, про конец сущего:
Чёрный экран. Красная строчка, бегущая
Сообщает, что нам осталось чуть-чуть.
И ничего не тревожит и не мурыжит.
Среди миллиарда обиженных я ничем не обижен.
И я ближе к Богу, чем иные сподвижники. Впрочем не суть...
Не суть, мама. Я холоден и остёр.
Всё что я любил, я бросил гореть в костёр.
И теперь стою на жгучем, пронизывающем ветру.
Мама, ты знаешь, я никогда не умру.
И воды расступаются передо мной.
И птицы падают к моим ногам.
Я жив, вечно жив, мама, как Виктор Цой.
И жизнь моя тянется, как розовый бабл-гам.
И внутри моего черепа, мама, растёт полевая трава.
Полевая трава без конца и без края.
И там, мама, ты тоже, как я жива.
И молодая. Отчаянно молодая.
22.11.20
